Неточные совпадения
Поля совсем затоплены,
Навоз
возить — дороги нет,
А время уж не раннее —
Подходит месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней того на
новыеДеревни им глядеть.
— Нет, я думаю, княгиня устала, и лошади ее не интересуют, — сказал Вронский Анне, предложившей пройти до конного завода, где Свияжский хотел видеть
нового жеребца. — Вы подите, а я
провожу княгиню домой, и мы поговорим, — сказал он, — если вам приятно, — обратился он к ней.
Анна,
отведя глаза от лица друга и сощурившись (это была
новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
— Я рад, что всё кончилось благополучно и что ты приехала? — продолжал он. — Ну, что говорят там про
новое положение, которое я
провел в совете?
— Как же! мы виделись у Росси, помните, на этом вечере, где декламировала эта итальянская барышня —
новая Рашель, — свободно заговорил Голенищев, без малейшего сожаления
отводя взгляд от картины и обращаясь к художнику.
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а?
Проводи, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это был
новый начальник) примет ли?
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною,
новою для нее прелестью, в каком-то
новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его
провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Вронский в эти три месяца, которые он
провел с Анной за границей, сходясь с
новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это
новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они были бы в большом затруднении.
Один среди своих владений,
Чтоб только время
проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок
новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.
А потом опять утешится, на вас она все надеется: говорит, что вы теперь ей помощник и что она где-нибудь немного денег займет и поедет в свой город, со мною, и пансион для благородных девиц
заведет, а меня возьмет надзирательницей, и начнется у нас совсем
новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает, утешает, и ведь так верит! так верит фантазиям-то!
Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству
новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается
завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч. и проч. — все в этом роде.
Огудалова. На чем же вы выиграть хотите?
Новые обороты
завели?
Паратов. Не нам, легкомысленным джентльменам,
новые обороты
заводить! За это в долговое отделение, тетенька. Хочу продать свою волюшку.
Когда Николай Петрович размежевался с своими крестьянами, ему пришлось
отвести под
новую усадьбу десятины четыре совершенно ровного и голого поля.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены
новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский,
провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
— Ага! — и этим положил начало
нового трудного дня. Он
проводил гостя в клозет, который имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался водой из бака. Рядом с этим учреждением оказалось не менее культурное — ванна, и вода в ней уже была заботливо согрета.
— Начальство очень обозлилось за пятый год. Травят мужиков. Брата двоюродного моего в каторгу на четыре года погнали, а шабра — умнейший, спокойный был мужик, — так его и вовсе повесили. С баб и то взыскивают, за старое-то, да! Разыгралось начальство прямо… до бесстыдства! А помещики-то
новые, отрубники, хуторяне действуют вровень с полицией. Беднота говорит про них: «Бывало — сами
водили нас усадьбы жечь, господ
сводить с земли, а теперь вот…»
Бальзаминов. Я, маменька,
новое знакомство
завел. Лукьян Лукьяныч Чебаков, отличнейший человек. Он капитан в отставке.
Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на
новую квартиру, приняться ли
сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь с боку на бок. По временам только слышались отрывистые восклицания: «Ах, Боже мой! Трогает жизнь, везде достает».
И опять, как прежде, ему захотелось вдруг всюду, куда-нибудь далеко: и туда, к Штольцу, с Ольгой, и в деревню, на поля, в рощи, хотелось уединиться в своем кабинете и погрузиться в труд, и самому ехать на Рыбинскую пристань, и дорогу
проводить, и прочесть только что вышедшую
новую книгу, о которой все говорят, и в оперу — сегодня…
— Я
провожу вот какую мысль и знаю, что она
новая и смелая.
Весь этот день был днем постепенного разочарования для Обломова. Он
провел его с теткой Ольги, женщиной очень умной, приличной, одетой всегда прекрасно, всегда в
новом шелковом платье, которое сидит на ней отлично, всегда в таких изящных кружевных воротничках; чепец тоже со вкусом сделан, и ленты прибраны кокетливо к ее почти пятидесятилетнему, но еще свежему лицу. На цепочке висит золотой лорнет.
Тушин напросился ехать с ним, «
проводить его», как говорил он, а в самом деле узнать, зачем вызвала Татьяна Марковна Райского: не случилось ли чего-нибудь
нового с Верой и не нужен ли он ей опять? Он с тревогой припоминал свидание свое с Волоховым и то, как тот невольно и неохотно дал ответ, что уедет.
Она прислушивалась к обещанным им благам, читала приносимые им книги, бросалась к старым авторитетам,
сводила их про себя на очную ставку — но не находила ни
новой жизни, ни счастья, ни правды, ничего того, что обещал, куда звал смелый проповедник.
Райский
провел уже несколько таких дней и ночей, и еще больше предстояло ему
провести их под этой кровлей, между огородом, цветником, старым, запущенным садом и рощей, между
новым, полным жизни, уютным домиком и старым, полинявшим, частию с обвалившейся штукатуркой домом, в полях, на берегах, над Волгой, между бабушкой и двумя девочками, между Леонтьем и Титом Никонычем.
«Прошу покорно! — с изумлением говорил про себя Райский,
провожая ее глазами, — а я собирался развивать ее, тревожить ее ум и сердце
новыми идеями о независимости, о любви, о другой, неведомой ей жизни… А она уж эмансипирована! Да кто же это!..»
Он приветствовал смелые шаги искусства, рукоплескал
новым откровениям и открытиям, видоизменяющим, но не ломающим жизнь, праздновал естественное, но не насильственное рождение
новых ее требований, как праздновал весну с
новой зеленью, не
провожая бесплодной и неблагодарной враждой отходящего порядка и отживающих начал, веря в их историческую неизбежность и неопровержимую, преемственную связь с «
новой весенней зеленью», как бы она нова и ярко-зелена ни была.
Наверно, с ним можно
завести чрезвычайно интересный разговор и услышать
новое, но — «мы вот теперь с тобою поговорим, и я тебя очень заинтересую, а когда ты уйдешь, я примусь уже за самое интересное»…
С
Новым годом! Как вы
проводили старый и встретили
Новый год? Как всегда: собрались, по обыкновению, танцевали, шумели, играли в карты, потом зевнули не раз, ожидая боя полночи, поймали наконец вожделенную минуту и взялись за бокалы — все одно, как пять, десять лет назад?
От этого сегодня вы обедаете в обществе двадцати человек, невольно
заводите знакомство, иногда успеет зародиться, в течение нескольких дней, симпатия; каждый день вы с большим удовольствием спешите свидеться, за столом или в общей прогулке, с
новым и неожиданным приятелем.
Из хозяев никто не говорил по-английски, еще менее по-французски. Дед хозяина и сам он, по словам его, отличались нерасположением к англичанам, которые «наделали им много зла», то есть выкупили черных, уняли и унимают кафров и другие хищные племена, учредили
новый порядок в управлении колонией,
провели дороги и т. п. Явился сын хозяина, здоровый, краснощекий фермер лет двадцати пяти, в серой куртке, серых панталонах и сером жилете.
Оттуда за отказ от присяги
новому царю его приговорили к ссылке в Якутскую область; так что он
провел половину взрослой жизни в тюрьме и ссылке.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось в нем с
новой силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за счастье сочла бы выдти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она не могла подождать и
завела шашни с фельдшером», думал он, с ненавистью глядя на нее.
Тит Привалов явился для Зоси
новым развлечением — раз, как авантюрист, и второе, как герой узловского дня; она
возила его по всему городу в своем экипаже и без конца готова была слушать его рассказы и анекдоты из парижской жизни, где он получил свое первоначальное воспитание, прежде чем попал к Тидеману.
Я говорил с вашим
новым управляющим и сам просматривал конторские отчеты и сметы: все дела запущены до безобразия, и в случае ликвидации дай бог
свести концы с концами.
Привалов в эту горячую пору успел отделать вчерне свой флигелек в три окна, куда и перешел в начале мая; другую половину флигеля пока занимали Телкин и Нагибин. Работа по мельнице приостановилась, пока не были подысканы
новые рабочие. Свободное время, которое теперь оставалось у Привалова, он
проводил на полях, присматриваясь к крестьянскому хозяйству на месте.
Нового Хиония Алексеевна узнала немного: Привалов больше
проводил время в разговоре с Марьей Степановной или в кабинете старика.
Мимоходом Марья Степановна успела пожаловаться на Василия Назарыча, который
заводит новшества: старшую дочь выдумал учить,
новую мебель у себя поставил, знается с бритоусами и табашниками.
И он упал на стул и, закрыв обеими ладонями лицо, навзрыд заплакал. Но это были уже счастливые слезы. Он мигом опомнился. Старик исправник был очень доволен, да, кажется, и юристы тоже: они почувствовали, что допрос вступит сейчас в
новый фазис.
Проводив исправника, Митя просто повеселел.
Так ведь теперь я на эти двести рублей служанку нанять могу-с, понимаете ли вы, Алексей Федорович, лечение милых существ предпринять могу-с, курсистку в Петербург направлю-с, говядины куплю-с, диету
новую заведу-с.
Миновал еще один день. Вечером дождь пошел с
новой силой. Вместе с тем усилился и ветер. Эту ночь мы
провели в состоянии какой-то полудремоты. Один поднимался, а другие валились с ног.
Китайцы зарезали свинью и убедительно просили меня
провести у них завтрашний день. Наши продовольственные запасы истощились совсем, а перспектива встретить
Новый год в более культурной обстановке, чем обыкновенный бивак, улыбалась моим стрелкам. Я согласился принять приглашение китайцев, но взял со своих спутников обещание, что пить много вина они не будут. Мои спутники сдержали данное слово, и я ни одного из них не видел в нетрезвом состоянии.
Во время недавнего наводнения вода сильно размыла русло реки и всюду проложила
новые протоки. Местами видно было, что она шла прямо по долине и плодородную землю занесла песком и галькой. Около устья все протоки снова собираются в одно место и образуют нечто вроде длинной
заводи.
Николай Иваныч человек со влиянием: он известного конокрада заставил возвратить лошадь, которую тот
свел со двора у одного из его знакомых, образумил мужиков соседней деревни, не хотевших принять
нового управляющего, и т. д.
Прежняя штука, притвориться обиженным, выставить какую-нибудь пошлую сторону характера, чтобы опереться на нее, не годится: два раза на одном и том же не
проведешь: вторая такая история лишь раскрыла бы смысл первой, показала бы его героем не только
новых, но и прежних времен.
Добрые и умные люди написали много книг о том, как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо; и тут самое главное, — говорят они, — в том, чтобы мастерские
завести по
новому порядку.
— Нет, ты не все читаешь. А это что? — говорит гостья, и опять сквозь нераскрывающийся полог является дивная рука, опять касается страницы, и опять выступают на странице
новые слова, и опять против воли читает Вера Павловна
новые слова: «Зачем мой миленький не
провожает нас чаще?»
Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим по работам, требующим силы:
возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал камни, копал землю, ковал железо; много работ он проходил и часто менял их, потому что от каждой
новой работы, с каждой переменой получают
новое развитие какие-нибудь мускулы.
Да в книгах-то у вас написано, что коли не так жить, так надо все по —
новому завести, а по нынешнему заведенью нельзя так жить, как они велят, — так что ж они по новому-то порядку не
заводят?
Но только надобно вам сказать, что я без вас ничего
нового не стану
заводить.